Итак, идет четвертая неделя
Сегодня сделала открытие – я ненавижу все, что разрешил Дюкан. Яйца, господи, как они мне надоели. Нет, вот если их, например, пожарить на сливочном маслице или на шкварочках, да с бекончиком и помидорчиком, а потом посыпать зеленым лучком и сыром, который аппетитно расплавится на поверхности…
Или вот творог. Творог – это зло, господа. Вселенское зло. Я ненавижу его в принципе, в любых его проявлениях. Но обезжиренный творог – это зло в квадрате. И вообще, из всех, сука, кисломолочных и молочных продуктов я люблю только одно. Сметану. Которая, как известно, обезжиренной не бывает. Вот так чтоб совсем, ноль процентов. Сметану я могу есть ложками просто так. Особо хороша она с блинами, жирными румяными блинами, их можно свернуть в трубочку и щедро обмакнуть в сметанку. Или, к примеру, с вареньем блины тоже хороши, с клубничным, вишневым, но лучше всего с малиновым. А ведь у меня дома в недрах холодильника где-то заныкалась маленькая баночка с малиновым вареньем, маленькая-маленькая. Да, там до хрена быстрых углеводов, знаю. Там сахар, который категорически исключен, занесен в стоп-лист, предан анафеме. Но баночка же такая маленькая! Там и есть-то нечего, так блинка на три-четыре, если их обмакивать от души. Но и со сметанкой блины тоже прекрасны...
Захлебнулась слюной, пошла выпила черный кофе (без сахара), заела горсткой отрубей, отпустило.
Или вот еду я на работу сегодня, стою на автобусной остановке. Рядом бабки две пенсии хают, девица в коротенькой курточке в смартфон пялится, мужик какой-то смотрит вдаль ленинским взглядом с прищуром. И я. Рядом. И смотрю вовсе не в смартфон или в светлую даль, а в, сука, урну. В которую как-то садист выбросил упаковку от мороженого. Вот какое мороженое, казалось бы? Октябрь месяц. Заморозки на носу. Ну, как какое мороженое, конечно же, пломбир с шоколадной крошкой. Нет, я и эскимо люблю, и «Лакомку», и даже вафельные стаканчики жалую. Но вот пломбир с шоколадной крошкой… И ведь обертка та самая, от него, от пломбира. И пялюсь я на нее, родную, лежащую в этой урне. И не просто лежащую, а призывно распластавшуюся на вершине урны. С вызовом неким. Типа, а слабо тебе, Женя, отведать мороженки? А ведь счастливчик, который пломбир на морозе употреблял, даже обертку и не облизал, как следует. А там комочки такие, белые, в коричневое пятнышко. Сладкое, наверное.
К счастью, когда я позорно раздумывала о том, насколько будут шокированы бабки, девушки и мужик, если я начну облизывать обертку, подошел автобус. И моего грехопадения не случилось.
Сажусь. Даю себе мысленную установку. «Нехера пялиться на калории, лучше о чем-нибудь прекрасном, например, о платьишке, в которое я сегодня наконец-то влезла. Или вот можно френд-ленту почитать».
До метро я доехала без всяких передряг, правда, борясь со стойким желанием забанить и предать анафеме всех, кто выложил сегодня свои кулинарные шедевры. И вот, хоть бы кто запостил курогрудь вареную, или на худой конец салат из овощей, но без заправки. Ан нет. Пироги. Нет, не так. ПИРОГИ. С хрустящей ароматной корочкой, со сливами, с мясом, с капустой, с яблоками, снова со сливами.
В метро в вошла как затраханная детьми и недотраханная мужем училка химии, т.е. медленно, важно, и с дохлой рыбой во взгляде. А в вагоне стало хуже.
Оставив в покое френд-ленту, я достала книгу. Фицджеральд, что может быть прекрасней?
«Легкий ветерок гулял по комнате, трепля занавеси на окнах, развевавшиеся, точно бледные флаги, — то вдувал их внутрь, то выдувал наружу, то вдруг вскидывал вверх, к потолку, похожему на свадебный пирог, облитый глазурью, а по винно-красному ковру рябью бежала тень, как по морской глади под бризом»
«Свадебный пирог! – тут же среагировал мозг. - Раз с глазурью, значит, сладкий. Лучше бы с мясом, конечно, но сладкий тоже вкусно. А вот бывало, бабушка моя пироги пекла, без глазури, правда. Да она вообще все прекрасно готовила. Картошку запекала. Посолит, поперчит, уложит в противень, маслом сбрызнет, с чесночком и лучком там. И в духовку. И через пол часа по всей квартире запах»
- Закрыть глаза и книгу! – скомандовала я себе. - Дышать глубоко. Думать не о бабушкиных пирогах, а о бабушкиных трусах. Скоро только в них и влезешь, ежели о пирогах думать…
Вышла из метро, перекурила, зашла в офис, села в лифт.
Со стены лифта на меня смотрело и подмигивало желтым яичным глазом хачапури с рекламного плаката соседней грузинской закусочной. И, кажется, даже пахло. Это был удар под дых. Хлеб! Как же я хочу просто хлеб! И не надо мне сейчас рассказывать про прекрасные рецепты по Дюкану какбыхлеба из овсяных отрубей и с обезжиренным кефирчиком. Может, у кого-то и получается приготовить из этих продуктов, что-то съедобное, честь вам и хвала. Все, что получается у меня, пахнет как пережеванная бумага, выглядит, как пережеванная бумага, и на вкус, как пережеванная бумага, только разогретая. Ничего общего с хлебом, хотя бы и с простым нарезным батоном, особенно свежим, недавно из пекарни, с твердой коркой, которую можно отломить и съесть, обмакивая в сметану. Или в малиновое варенье, предварительно намазав сливочным маслом.
Но я мужественно сижу перед
Потому что если моя сила воли подключилась, то пиши пропало. Будет переть до победного, невзирая на происки врагов из грузинской закусочной, пока я не стану
Journal information