Смотрю я на своего великовозрастного сынку и думаю. Куда что делось? Где этот милый розовощекий пухлый пупсик? Который радостно лопотал всякую смешную фигню, умильно улыбался и так же умильно плакал, когда обижался. Как я упустила тот момент, когда из милейшего мальчугана, Даня стал практически юношей. Худощавым, нескладным, с подростковыми прыщами из-под щетины? Со своей жизненной позицией, со своими секретами и коронной фразой «Отстань, не лезь в мою жизнь!»
Наверняка каждая мама в определенный период задает этот вопрос. Даже такая ехидна, как я.
У одной из блогерш я недавно прочла, что самый трудный возраст ребенка – это до трех лет. А потом, вроде как, малыш входит в ум, и с ним уже можно договариваться. Ну, не знаю. До трех лет Даня был идеальным ребенком. В принципе, до сих пор им и остается, даже тот самый переходный возраст не сильно на него повлиял. Единственный его выход из этого образа был зафиксирован мною в те самые три года, когда по идее, он должен был войти в ум. Даня, увы, об этом не знал, а потому вошел не в ум, а прямиком в кризис трехлеток. Который совпал с его помещением в детский сад.
Первое время Даня, как и положено идеальному ребенку, вел себя великолепно. А потом начались странности. Сначала он отказывался уходить из сада. Нет, он радовался моему приходу и давал себя одеть. Но как только мы с ним покидали территорию детского сада, у Дани случалась форменная истерика. Повторюсь, Данины истерики были для меня делом новым и неизведанным. Нет, он, конечно, плакал и до этого, и даже протестовал. Но я всегда понимала причину, и обычно мне удавалось достаточно быстро с ним договориться, невзирая на то, что Даня очень поздно обрел необходимый для этого дар речи. А тут, мало того, что я совершенно не понимала, что он хотел, еще и истерика была настолько сильна и экспрессивна, что я терялась.
Нет, он не рвался обратно в группу. Он просто останавливался и начинал орать. Когда я пыталась тащить его силой, он просто ложился на землю и орал еще громче. Честное слово, я применяла все известные и неизвестные современной педагогике методы. Я и уговаривала, и брала на ручки, и ругалась, и пыталась уйти. Бесполезно. Даня орал как заведенный. Задача усложнялась еще и тем, что Даня всегда был крупным ребенком, а я имела в анамнезе больные почки и крайне слабые руки. Нет, конечно, дотащить трехлетку до дома я вполне могла, но только если бы это был неподвижный трехлетка. Но Даня, оказываясь у меня на руках, начинал вырываться и пинаться так, что угроза остаться вообще без почек становилась реальной. Зато, когда я затаскивала орущего ребенка в подъезд, у Дани вырубался какой-то тумблер, и он замолкал и в квартиру входил совершенно нормальным и жизнерадостным ребенком. Чего нельзя было сказать обо мне. Никакой жизнерадостности к тому времени во мне уже не оставалось.
Я пробовала возить его в сад на снегокате. Увы, это привело лишь к тому, что переть на себе мне приходилось и упитанного, брыкающегося сына и металлическую нелегкую конструкцию, путающуюся под ногами.
Сначала у меня была мысль, что Дане настолько нравится в саду и так отвратительно дома, что он желает жить в казенном доме постоянно. Однако, через неделю, Даня внезапно устроил такой же скандал с утра. По дороге в детский сад. Так как с утра я была еще и ограничена по времени, то меня это новая расширенная программа совсем не обрадовала, даже, учитывая тот факт, что выяснилось, что орет Даня точно не по причине ненависти к дому и безумной любви к казенному учреждению.
Кошмары продолжались недели три. Прохожие шарахались и подозревали меня в киднеппинге. Действительно, Даня вопил так, будто я волоку его в камеру пыток и уперто отказывался даже шевелить ногами, когда я его тянула. Самое интересное, что протестовал он так только по дороге в сад или из сада, а если мы просто выходили гулять или шли в магазин – вел себя благовоспитанно и чинно.
Прошло это так же внезапно, как и началось. Просто в очередной день, когда я повела его в сад, приготовившись к ежедневной бодрящей прогулке под осуждающие взгляды людей, воплям, по силе равным воплям раненного слона, и физической нагрузке, без которой я вполне могла бы и обойтись, ничего не произошло. Даня бодро прошагал всю дорогу, демонстрируя завидную дисциплину и целеустремленность, а я шла с ним с выпученными глазами, в любой момент готовая к «продолжению банкета».
В общем, так я до сих пор и не поняла, что это было. Даня, увы, тоже не может удовлетворить мое любопытство в этом вопросе. Так что запишем в загадки. С тех пор я понимаю, что кризис ребенка - это как русский бунт – бессмысленно и беспощадно. И с ужасом жду начала кризиса переходного возраста. Потому что в этом возрасте и я, и мой брат жгли так, что мама до сих пор без дрожи вспомнить не может. А Даня что-то не торопится (тьфу-тьфу-тьфу).
А вы как чудили в переходном возрасте? И были ли те, кого это миновало?
Journal information